Заклятие Лусии де Реаль (сборник) - Иван Головня

Не прошло и получаса, как красавец «Сан Антонио» превратился в изувеченное корыто. Его паруса, которые не успели как следует зарифить, были изодраны в клочья. Трещали, ломаясь, реи. Лопались, будто паутина, снасти. Волны перекатывались через палубу. Они смывали с нее все, что попадалось им на пути: шлюпки, обломки палубных надстроек, людей. Галеон мотало по волнам наподобие щепки.

Выбиваясь из последних сил, пираты, руководимые Хейвудом и Киттингом, пытались как-то управлять судном, но все их старания были напрасными. Уже несколько раз галеон разворачивало бортом к волне, и он едва не опрокидывался.

Ветер между тем продолжал усиливаться. Становилось трудно дышать. Стоило раскрыть рот, как ветер врывался в легкие и раздувал их с такой силой, что казалось, они вот-вот разорвутся. Он срывал с людей одежду. Снасти больше не свистели – они дико визжали.

Несмотря на то что наступил уже день, дальше полусотни ярдов невозможно было что-либо увидеть. И это было хуже всего: исключалась всякая возможность определить, куда сносит судно.

Не выдержав очередного страшной силы порыва ветра, затрещала, ломаясь надвое, грот-мачта.

– Прокля… – хотел было выругаться в сердцах Хейвуд, но новый порыв ветра воткнул ему в глотку что-то твердое, напоминающее моток шерстяных ниток. Едва не задохнувшись, капитан побагровел от натуги. Казалось, сейчас его глаза вылезут из орбит. С большим трудом ему удалось вытолкнуть клубок наружу. «Не иначе, как конец света наступает!» – судорожно икнув, подумал капитан.

Сломанная грот-мачта не падала, а, поддерживаемая снастями, моталась из стороны в сторону по палубе, круша все вокруг. Находиться теперь на палубе стало вдвойне опасно. Но обрубить удерживавшие ее канаты не было никакой возможности.

А шторм не унимался. Беснуясь, он ревел дико и неистово. Сжатый до предела воздух наотмашь бил по лицу, осатанело визжал в уцелевших снастях, рвал остатки растрепанных парусов, ломал уцелевшие реи. Пуще прежнего бушевало море. Оно ходило огромными валами. Налетая друг на друга, валы образовывали то головокружительные водовороты, то сопровождаемые пушечными ударами гигантские всплески.

Постепенно к дикой какофонии шторма стало присоединяться новое нагромождение звуков – не менее грозных и зловещих.

Эти звуки привлекли внимание Киттинга. С трудом удерживаясь побелевшими от напряжения руками за ходивший ходуном леер, он напряженно, до рези в глазах всматривался туда, откуда доносились эти зловещие звуки. Неожиданно вдали, в мутном просвете между смешавшимися в одно целое клокочущими валами и низко клубящимися черными тучами на миг показались смутные очертания высокого берега. Киттинг узнал эти очертания, и его и без того бледное лицо побелело еще больше. Цепляясь за что попало, Киттинг приблизился к стоявшему неподалеку Хейвуду и, с трудом открыв рот, прокричал ему в самое ухо:

– Капитан! Нас сносит к Чаросу! Впереди камни Троячка! Смотрите вон туда!

– Это конец, Киттинг! – разглядев за плотной пеленой водяной пыли силуэт известной многим морякам подводной скалы Перст Нептуна, выкрикнул в ответ Хейвуд. Он прижал ко рту ладони рупором и, дождавшись, когда чуть ослабнет вой ветра, что есть мочи прокричал: – Судно гибнет! Спасайся кто как может!

Хватаясь за обрывки такелажа и остатки лееров, преодолевая из последних сил бешеный напор ветра и ежесекундно подвергаясь опасности быть смытым за борт, капитан пробрался к своей каюте. Дверь оказалась заклиненной, и Хейвуду пришлось приложить немало усилий, чтобы взломать ее. Это стоило ему нескольких ободранных в кровь пальцев и сломанных ногтей.

Каюта напоминала свалку. Ее пол был усеян хаотично передвигавшимися картами, книгами, оружием, одеждой, пачками табака, какими-то свертками и другими, неизвестными даже хозяину каюты предметами.

Первым делом Хейвуд поднял с пола свой сундучок. Но открыть он его не успел: послышался ужасающий скрежет и треск, и судно, вздрогнув всем корпусом, резко накренилось на правый борт – «Сан Антонио» налетел на камни Троячка.

«Это конец!» – падая, успел подумать Хейвуд. Он так ударился головой об угол столика, что едва не потерял сознание. Сундучок полетел в другую сторону и с такой силой грохнулся о переборку (поскольку судно уже лежало на борту), что раскрылся сам, без ключа. Деньги и драгоценности рассыпались по переборке, смешавшись с прочим хламом.

Хейвуд ухватил горсть монет и высыпал их в карман камзола. Затем увидел коробочку с браслетом молодой испанки. Он сунул ее за пазуху и, даже не взглянув на остальное, стал поспешно выбираться из каюты. Сделать это было непросто, поскольку дверь оказалась там, где должен был находиться потолок. Когда же капитан выкарабкался в коридор, навстречу ему уже неслись бурные потоки пенящейся воды. Ценой неимоверных усилий, захлебываясь и обдирая в кровь руки, Хейвуд выбрался все-таки наружу.

Судно лежало на борту, готовое под напором волн в любое мгновение опрокинуться кверху килем. Хейвуд осмотрелся. Повсюду из клокочущей воды торчали острые выступы подводных скал. Между ними там и сям выныривали из пены головы пиратов. Выныривали и тут же исчезали назад. Иные – навсегда. Несколько пиратов, не решаясь оставить судно, цеплялись за мачты и реи и свисавшие с них обрывки снастей.

Видя, что галеону осталось жить считаные секунды, Хейвуд решил добираться до берега, смутно угадывавшегося за Перстом Нептуна. Рискуя свалиться вниз, после нескольких неудачных попыток он дотянулся наконец до свисавшего рядом каната, уцепился за него израненными руками и стал медленно спускаться. Но не успел он преодолеть и ярда, как раскачивавшийся на спутанных снастях тяжелый обломок реи со всего маху ударил его по кистям рук, припечатав их к палубе. Кисти в мгновение ока превратились в кровавые лепешки.

Дико заорав от невыносимой боли, Хейвуд камнем полетел в кипящую пучину. Последнее, что почему-то вспомнилось вдруг пиратскому капитану, была падающая с борта галеона в воду юная испанка.

Через минуту «Сан Антонио» разломился надвое и тут же скрылся под водой…

Книга вторая

Заклятие продолжает действовать

Считай, что я безработный

Подняв кверху реденькие брови, что должно было означать крайнее недоумение, высокий тощий матрос в лихо заломленном берете добрую минуту смотрит свысока на буфетчицу, затем – на поставленную перед ним рюмку с виски, переводит взгляд обратно на девушку и только после этого, язвительно ухмыляясь, басит: